улицу. Он уже наклоняется к девочке, когда осколок снаряда ударяет его в бедро. Офицер тупо смотрит на рваную рану - ткань брюк перемешана с его, майора, мышцами, затем заставляет себя сделать еще один шаг к девочке, тянущей к нему ручонки, и опускается рядом с ней на колени. Майор берет девочку на руки, прижимает к себе и пробует встать. Однако подняться он не может и идет на коленях. Еще один осколок ударяет его в спину. Майор вздрагивает, но делает еще несколько шагов. И снова осколок попадает в спину, из уголков закушенных губ показываются струйки крови. Офицер мутнеющим взглядом смотрит вокруг. Уже захлебываясь кровью, он делает два последних шага к деревянной перевернутой скамейке, кладет девочку на землю и ложится сбоку, старательно пытаясь закрыть ее собственным телом.
Из дневника начальника генерального штаба сухопутных сил Гальдера
14 июля 1941 года.
23-й день войны.
Уже с утра неприятные новости от фон Бока. Русские обошли Варшаву со всех сторон. Он распорядился отводить войска 4-й армии в единственно возможном еще направлении на северо-запад и далее в Померанию. К сожалению, это будет означать, что мы бросаем на произвол судьбы группу армий "Север".
11.00. Запланированное на вчерашний день, но перенесенное совещание по новым формированиям.
Данные неутешительные. На бумаге имеем двадцать шесть новых дивизий, из них семь танковых. Реально только шесть пехотных дивизий можно считать более менее годными. С танковыми дивизиями совсем плохо. На шесть дивизий у нас есть в распоряжении только 35 Pz.IV и 47 Pz.III. В Праге готовы к отправке еще восемнадцать Pz.38(t). Это капля в море. Их придется вооружать Pz.I и французскими. Если с первыми еще хорошо, в том смысле, что не надо долго обучать экипажи, то с французскими дело совсем плохо. Как мне доложил Шарер, подготовка экипажей для французских танков - дело долгое. Даже в 22-й и 23-й дивизиях, которые сформировали из 100-й и 101-й бригад, имевших эти танки на вооружении, есть сложности с обучением.
Симкин улавливает движение кустов сбоку и резко откатывается в сторону. Пуля ударяет по месту, где он только что лежал. Симкин отползает в сторону, ища укрытия. Он едва успевает свалиться в небольшую ямку, как следующая пуля свистела в сантиметре над головой. Прячущийся метрах в десяти старшина стреляет - в сотне метрах от него лейтенант Нордман хватается за простеленную руку и отползает в сторону. Кровь бьет струей. Он изо всех зажимает раненую руку между туловищем и стволом дерева, здоровой левой рукой отстегивает ремень от винтовки, затем перетягивает этим ремнем руку. Кровь бежать перестает. Нордман несколько минут отдыхает, затем отползает назад. Симкин выбирается из ямы и ползет в сторону, откуда стрелял Дятел. Старшина сидит, прислонившись к дереву, и прижимает ко лбу индивидуальный пакет. Лицо его заливает кровь.
- Что с тобой, старшина?
- Ерунда, царапина. Перевяжи меня, майор, а то не получается.
- Надо отойти назад.
- Нельзя назад, надо Гошу прикрывать.
Симкин перевязывает старшину, и они ползут через низкорослый кустарник. Сразу две пули свистят над самыми головами, но не задевают их.
Гоша, прячущийся среди камней, стреляет в ответ. Капитан Краус хватается за лицо - пуля пробивает щеку, выбивает два зуба. Капитан зажимает полный крови рот. Затем отплевывается. К нему подползает Карпинский, перевязывает.
Гоша целится еще раз, в это мгновение пуля попадает в его винтовку и разбивает ложе. Гоша прячется за ствол, держась за голову. Затем достает два "Вальтера" и. лежа на спине, ждет.
Майор Харп лежит в канаве у самой кромки леса. Рядом - два убитых солдата из роты охраны. Унтер-офицер Анхальт перевязывает майору ногу.
- Все в порядке, господин майор. Рана неопасная, пуля прошла навылет. Крови потеряли не много.
- Сам вижу…
Он слышит рев танковых моторов, приподнимается и отодвигает загораживающие ему вид ветки. По дороге двигается колонна танков БТ с красными звездами.
- У нас осталось мало времени, - говорит майор.
Змей и Малыш перебегают между деревьями, как будто играют в какую-то игру. В руках у каждого по пистолету. В этом месте лес негустой, без кустарника внизу. Между стволами деревьев много свободного пространства.
Точно так же среди деревьев перебегают лейтенанты Мюнцель и Диггинс. В руках у них тоже пистолеты. Хотя все держат пистолеты на уровне лиц, никто не стреляет. Расстояние уменьшается. Никто не поворачивается спиной, все не сводит с противника глаз. Четверо непрерывно двигаются, плавно, не отрывая ног от земли, загребая сухие листья. Птицы молчат, в лесу стоит тишина - только шелест листьев и редкое похрустывание сучьев под ногами. Мюнцель стреляет в Малыша, не попадает, тот отвечает, тоже не попадает. Обе пары двигаются по кругу, глаза в глаза, не отводя пистолетов от противника, ловя каждое движение. Постепенно они меняются местами. Снова выстрелы - это Диггинс и Змей. Диггинсу пуля пробивает мундир на левом плече, но даже кровь не выступает. Змею пуля чиркает по щеке, остается ссадина. Змей и Малыш, кружа, отходят назад. Немцы теснят. Почти за спиной у немцев там, где начинался кустарник, лежит с перевязанной ногой сержант Васильев. На повязке расплывалось свежее кровавое пятно. Кажется, он без сознания.
Но вот он открывает глаза и поворачивается в сторону немцев. При этом он не может сдержать стон. Как ни слаб этот стон, Диггинс слышит его.
- Йоганн, сзади. Уходим, - кричит он.
Теперь уже немцы отступают, стараясь уходить в сторону от того места, где лежит Вася. Сержант, держа винтовку, отползает так, чтобы видеть немцев. Он поднимает винтовку, целится, стреляет и роняет голову на землю.
По дороге растянулись колонны советской пехоты, пылят танки и грузовики.
Майор Харп смотрит на дорогу, опираясь на винтовку. Он тяжело, стараясь не беспокоить раненую ногу, поворачивается к стоящему сзади унтер-офицеру.
- Уходим, - приказывает он.
Унтер-офицер достает манок. По лесу разносятся крики селезня.
Через несколько минут восемь человек в пятнистой форме двигаются