1-е июля: Page 7 of 8

то, что сегодня противник захватил еще два плацдарма, я не вижу пока серьезной угрозы. Наша оборона на этих участках держится, результаты атакующих не очень велики. Русские захватили плацдармы, закрепились на берегу, несут при этом большие потери. Наши войска отошли на вторую линию обороны, и держатся хорошо. Конечно, напор на наш правый фланг может нарастать, и тогда… Но сейчас самым опасным я считаю левый фланг и без усиления его не вижу возможности удержать позиции. Вы обещали мне помощь еще неделю назад, но я не получил от вас ни одной дивизии и ни одного танка, господин фельдмаршал.

- Мне очень бы хотелось вас обрадовать, господин фельдмаршал, - говорит фон Бок, глядя собеседнику прямо в глаза. -  Обещанные резервы я вам могу дать хоть сегодня, и они готовы вступить в бой, но… - он замолкает, достает сигару, прикуривает от поднесенной Клюге зажигалки, кивает, благодаря. - Но… Войска русского Юго-Западного фронта начали наступление в этом направлении, - он показывает сигарой направление. Пепел осыпается на карту, фон Бок стряхивает его рукой.

- Но это же… - еле слышно произносит Клюге.

- Нет, господин фельдмаршал, - перебивает его фон Бок, - Не говорите этого слова. Потому, что я не хочу его слышать. Русские танки идут в обход Варшавы и скоро окажутся у вас в тылу. Гудериан разворачивает две танковые дивизии, вот сюда, - он стряхивает пепел и снова показывает сигарой на карте. - Это немного. Мы подтянем все имеющиеся у нас резервы и постараемся остановить русские танки. Но других резервов у нас кроме тех дивизий, что я обещал вам, нет. Поэтому на сегодняшний день помочь я вам ничем не смогу. Если мы не остановим русских, то вся группа армий окажется в окружении.

- Я не знаю, сколько смогут еще держаться мои войска, - глухо произносит Клюге. - Войска обескровлены, не хватает боеприпасов, горючего, не хватает всего. В ротах осталось по тридцать-сорок человек, в строй брошены тыловики. Танков нет, русские самолеты делают, что хотят, потому что им некому помешать. У меня в тылу русские парашютисты, недавно они снова сбросили большой десант. Мои солдаты стоят насмерть, но когда они все погибнут, то кто будет держать оборону? - Клюге  глядит прямо перед собой, затем продолжает более спокойно. - Вы хотите остановить русских здесь, - он тычет в карту, - А дальше? У нас хватит сил, чтобы долго удерживать оборону? Мои войска, даже притом, что вы остановите русских, уже будут находиться почти в окружении. Надо отводить войска на запад, прикрывать направление на Германию.

- Вы предлагаете бросить войска фон Лееба в Пруссии. Его положение не лучше нашего, и если мы не удержим оборону, фон Лееб окажется в окружении. Отойти он уже не сможет.

- Есть другой выход? - спрашивает Клюге, - Что важнее, Пруссия или вся остальная Германия?

- Пока я знаю только, что если завтра Гудериан не остановит русские танки, и они появятся у нас за спиной, мы окажемся в очень неприятном положении.

23 часа 45 минут. Железнодорожная станция Прага.

На путях стоит поезд маршала Ворошилова, со всех сторон окруженный охраной. Неподалеку видны темные контуры бронепоезда. Вдоль поезда идет маршал Тимошенко, поднимается в вагон. В салоне Ворошилова нет, там сидит маршал Кулик. В вагоне накрыт стол, на столе закуски, бутылки.

- А, Семен Константинович, ты, где пропадал, - приветствовал его Кулик, - Мы тебя к ужину ждали. Садись вот поешь, - он заботливо подставляет к Тимошенко блюдо с недоеденной жаренной курицей, с торчащей вверх единственной уцелевшей ногой, тарелку со студнем, наливает стопку коньяку, - Ты подкрепись. Чай, весь день нормально не ел.

- Спасибо, Григорий Иванович, - Тимошенко опрокидывает стопку, подумав, наливает вторую, потом принимается за еду, - Намаялся я сегодня.

В салон входит Ворошилов, в наброшенном на плечи кителе. Тимошенко прекращает есть, но Ворошилов делает жест рукой, мол, вольно. Сам садиться у стола, тянется за бутылкой с коньяком, потом, подумав, наливает грамм пятьдесят водки, выпивает залпом, довольно крякнув, закусывает хрустящим соленым огурчиком. 

- Ну, чем порадуете, Семен Константинович, - спрашивает Ворошилов.

- Нечем мне вас порадовать, Климент Ефремович, - сокрушается Тимошенко, - Плацдармы взяли, а дальше ни в какую. Немцы уперлись, чуть, что сразу в контратаку прут. Наших несколько раз чуть не скинули в реку. Весь день атакуем, а толку. Сколько народу положили, сколько танков потопили. А все одно - стоим, где стояли. 

- Не сокрушайся ты так, Семен Константинович, - Ворошилов налил себе и Тимошенко рюмки, положил себе на тарелку хрустящей квашенной капустки, маринованных грибков, кружок колбасы, посмотрел оценивающе, добавил сардинку из банки, - Плацдармы ты уже взял. Завтра переправишь туда танки и артиллерию. Глядишь, и пойдет дело. Подкрепления идут. Пополнение вон, сколько прибыло для твоих армий. Танки новые тоже придут. Сколько же немцы будут держаться, силы у них не бесконечные, они нас хоть и бьют, но и мы их бьем, да еще как. Сейчас позвоним Хозяину, доложим, мол, плацдармы сегодня захвачены, завтра будем расширять. Пока все хорошо у нас, я бы даже сказал здорово, - он встал и похлопал Тимошенко по плечу.

Здравствуйте Лиза.

Спасибо Вам за письмо.

Это удивительно, но я тоже из Ленинграда, точнее из Гатчины. Вы ведь знаете такой городок. А где Вы жили в Ленинграде? Вы не представляете как я этому рад. Ведь когда мы разобьем фашистов и вернемся домой, мы будем совсем рядом и сможем увидеться, конечно, если Вы захотите.

Это очень жаль, что бывают в Вашей жизни такие минуты, когда Вы о чем-то жалеете. Я не знаю и не вправе знать, что случилось в Вашей жизни, но если Вам понадобиться когда-нибудь моя помощь - помните, Вы спасли мою жизнь и она теперь Ваша. И если надо будет отдать жизнь за Вас, я отдам ее с радостью.

Андрей Озеров.

Здравствуйте Андрей.

Это действительно хорошо, что Вы тоже из Ленинграда. Мы ведь жили совсем рядом. Мой дом на проспекте Стачек, недалеко от Нарвских ворот. От меня совсем недалеко до вокзала, откуда идут поезда до